В нынешнем образе мира пологают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода- льшь в одолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтобы всегда во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином.
пятница, 26 октября 2012 г.
вторник, 23 октября 2012 г.
К.Г. Юнг
То, что мир имеет не только внешнее, но и внутреннее, то, что он видим не только снаружи, но всегда властно действует на нас из самой глубокой и, по-видимому, самой субъективной подпочвы души, я считаю научным фактом, который несмотря на то, что является древней мудростью, в этой форме заслуживает того, чтобы быть оцененным в качестве фактора, формирующего мировоззрение.
Наука никогда не является мировоззрением; она всего лишь его инструмент. Попадет ли этот инструмент в чьи-либо руки, это зависит от встречного вопроса: каким мировоззрением данный человек уже обладает, так как не существует такого человека, который не обладал бы мировоззрением. В крайнем случае он имеет то мировоззрение, которое ему было навязано воспитанием и окружением. Если, например, это мировоззрение говорит ему, что «высшее счастье детей Земли состоит только в том, чтобы быть личностью», то он без колебаний ухватится за науку и ее результаты, чтобы, используя их в качестве инструмента, создать мировоззрение и тем самым самого себя. Но если унаследуемое им воззрение будет говорить, что наука - это не инструмент, а сама по себе цель, то он будет следовать лозунгу, который за последние примерно сто пятьдесят лет все больше и больше набирал силу и оказался практически решающим. Хотя отдельные люди отчаянно сопротивлялись этому, поскольку их идеи совершенства и смысла достигали вершины в усовершенствовании человеческой личности, а не в дифференциации технических средств, которая неизбежно ведет к крайне односторонней дифференциации определеннойсклонности, например познавательной потребности. Если наукаявляется самоцелью, то человек имеет своим raison d'etre (Смысл существования (франц.). - Перев.) один лишь интеллект. Если самоцелью является искусство, то единственной ценностью для человека являются художественные способности, а интеллект отправляется в кладовую. Если самоцелью являются деньги,то наука и искусство могут спокойно упаковывать свой скарб. Никто не может отрицать, что современное сознание почти безнадежно расколото на эти самоцели. Но тем самым люди выращиваются лишь как отдельные качества, они сами становятся инструментами.
Здесь мы приближаемся к понятию «дух», которое выходит далеко за рамки анимистической формы слова. Поучительная сентенция или мудрое изречение, как правило, концентрирует в нескольких метких словах результат богатого опыта и стараний отдельных людей, сумму понимании и выводов. Если, например, подвергнуть обстоятельному анализу евангелическое изречение «Имейте, как если бы не имели», пытаясь воссоздать все те переживания и реакции, которые привели к этой квинтэссенции жизненной мудрости, то нельзя не удивляться богатству и зрелости лежащего за ним жизненного опыта. Оно является «внушительным» словом, которое властно запечатляется в уме и, возможно, навсегда им овладевает. Те сентенции или идеалы, которые содержат в себе богатейший жизненный опыт и глубочайшие размышления, составляют то, что мы называем «духом» в самом высоком понимании этого слова. Если такого рода высшее представление достигает неограниченного господства, то прожитую под его руководством жизнь мы называем одухотворенностью или духовной жизнью. Чем безусловнее и чем настойчивее влияние высшего представления, тем больше оно имеет характер автономного комплекса, который является для «Я»-сознания непоколебимым фактом.
Однако нельзя не учитывать, что эти сентенции или идеалы - не исключая даже наилучших - не являются волшебными словами, имеющими безусловное воздействие; они могут достичь господства только при определенных условиях, а именно тогда, когда изнутри, от субъекта, что-то идет им навстречу. Этим «что-то» является аффект, который готов ухватиться за предложенную форму. Только благодаря реакции души идея, или то, чем всегда является высшее представление, может стать автономным комплексом; без нее идея осталась бы подчиненным усмотрению сознания понятием, лишенным определяющей энергии простым счетным жетоном интеллекта. Идея, будучи всего лишь интеллектуальным понятием, не имеет влияния на жизнь, потому что в таком состоянии она является не более чем простым словом. И наоборот, если идея приобретает значение автономного комплекса, она через душу воздействует на жизнь индивида.
То, что мир имеет не только внешнее, но и внутреннее, то, что он видим не только снаружи, но всегда властно действует на нас из самой глубокой и, по-видимому, самой субъективной подпочвы души, я считаю научным фактом, который несмотря на то, что является древней мудростью, в этой форме заслуживает того, чтобы быть оцененным в качестве фактора, формирующего мировоззрение.
Наука никогда не является мировоззрением; она всего лишь его инструмент. Попадет ли этот инструмент в чьи-либо руки, это зависит от встречного вопроса: каким мировоззрением данный человек уже обладает, так как не существует такого человека, который не обладал бы мировоззрением. В крайнем случае он имеет то мировоззрение, которое ему было навязано воспитанием и окружением. Если, например, это мировоззрение говорит ему, что «высшее счастье детей Земли состоит только в том, чтобы быть личностью», то он без колебаний ухватится за науку и ее результаты, чтобы, используя их в качестве инструмента, создать мировоззрение и тем самым самого себя. Но если унаследуемое им воззрение будет говорить, что наука - это не инструмент, а сама по себе цель, то он будет следовать лозунгу, который за последние примерно сто пятьдесят лет все больше и больше набирал силу и оказался практически решающим. Хотя отдельные люди отчаянно сопротивлялись этому, поскольку их идеи совершенства и смысла достигали вершины в усовершенствовании человеческой личности, а не в дифференциации технических средств, которая неизбежно ведет к крайне односторонней дифференциации определеннойсклонности, например познавательной потребности. Если наукаявляется самоцелью, то человек имеет своим raison d'etre (Смысл существования (франц.). - Перев.) один лишь интеллект. Если самоцелью является искусство, то единственной ценностью для человека являются художественные способности, а интеллект отправляется в кладовую. Если самоцелью являются деньги,то наука и искусство могут спокойно упаковывать свой скарб. Никто не может отрицать, что современное сознание почти безнадежно расколото на эти самоцели. Но тем самым люди выращиваются лишь как отдельные качества, они сами становятся инструментами.
Здесь мы приближаемся к понятию «дух», которое выходит далеко за рамки анимистической формы слова. Поучительная сентенция или мудрое изречение, как правило, концентрирует в нескольких метких словах результат богатого опыта и стараний отдельных людей, сумму понимании и выводов. Если, например, подвергнуть обстоятельному анализу евангелическое изречение «Имейте, как если бы не имели», пытаясь воссоздать все те переживания и реакции, которые привели к этой квинтэссенции жизненной мудрости, то нельзя не удивляться богатству и зрелости лежащего за ним жизненного опыта. Оно является «внушительным» словом, которое властно запечатляется в уме и, возможно, навсегда им овладевает. Те сентенции или идеалы, которые содержат в себе богатейший жизненный опыт и глубочайшие размышления, составляют то, что мы называем «духом» в самом высоком понимании этого слова. Если такого рода высшее представление достигает неограниченного господства, то прожитую под его руководством жизнь мы называем одухотворенностью или духовной жизнью. Чем безусловнее и чем настойчивее влияние высшего представления, тем больше оно имеет характер автономного комплекса, который является для «Я»-сознания непоколебимым фактом.
Однако нельзя не учитывать, что эти сентенции или идеалы - не исключая даже наилучших - не являются волшебными словами, имеющими безусловное воздействие; они могут достичь господства только при определенных условиях, а именно тогда, когда изнутри, от субъекта, что-то идет им навстречу. Этим «что-то» является аффект, который готов ухватиться за предложенную форму. Только благодаря реакции души идея, или то, чем всегда является высшее представление, может стать автономным комплексом; без нее идея осталась бы подчиненным усмотрению сознания понятием, лишенным определяющей энергии простым счетным жетоном интеллекта. Идея, будучи всего лишь интеллектуальным понятием, не имеет влияния на жизнь, потому что в таком состоянии она является не более чем простым словом. И наоборот, если идея приобретает значение автономного комплекса, она через душу воздействует на жизнь индивида.
пятница, 19 октября 2012 г.
воскресенье, 14 октября 2012 г.
Все, что видит, слышит, осязает и обоняет человек,— проявления Диониса.
Он разлит повсюду. Запах бойни и сонного пруда, ледяные ветры и
обессиливающий зной, нежные цветы и отвратительный паук — во всем
заключено божественное. Разум не может смириться с этим, он осуждает и
одобряет, сортирует и выбирает. Но чего стоят его суждения, когда
«священное безумие Вакха», вызванное опьяняющим танцем под голубым небом
или ночью при свете звезд и огней, примиряет со всем! Исчезает различие
между жизнью и смертью. Человек уже не чувствует себя оторванным от
Вселенной, он отождествился с ней и значит — с Дионисом. (Александр Мень. «История религии».)
Утверждать Дионисийское начало — значит признавать и понимать ту роль, которую играет в жизни боль и смерть, приветствовать весь спектр ощущений от жизни до смерти, от боли до экстаза, включая травматический опыт (Том Мур из книги «Puer Papers»).
Дионисизм означает освобождение беспредельного влечения, взрыв необузданной динамики животной и божественной природы; поэтому в дионисийском хоре человек появляется в образе сатира, сверху — бог, снизу — козёл (К. Г. Юнг. «Психологические типы»).
Утверждать Дионисийское начало — значит признавать и понимать ту роль, которую играет в жизни боль и смерть, приветствовать весь спектр ощущений от жизни до смерти, от боли до экстаза, включая травматический опыт (Том Мур из книги «Puer Papers»).
Дионисизм означает освобождение беспредельного влечения, взрыв необузданной динамики животной и божественной природы; поэтому в дионисийском хоре человек появляется в образе сатира, сверху — бог, снизу — козёл (К. Г. Юнг. «Психологические типы»).
пятница, 12 октября 2012 г.
среда, 10 октября 2012 г.
Ж.Ж. Руссо
угрызения совести дремлют в дни благополучия и пробуждаются в несчастьи
в народе сильные страсти проявляются только по временам, и природные чувства чаще всего дают знать о себе. А в более высоких кругах они совершенно заглушены, и под личиной чувства там горит только расчет и тщеславие
любовь, завершившаяся поцелуем руки, приносила мне быть может, больше радостей чем вы когда-нибудь испытаете от своей любви, начав по меньшей мере с этого
Однажды, среди этих печальных размышлений, я в задумчивости кидал камни в стволы деревьев, делая это с пресущей мне ловкостью, тоесть почти никогда не попадая
угрызения совести дремлют в дни благополучия и пробуждаются в несчастьи
в народе сильные страсти проявляются только по временам, и природные чувства чаще всего дают знать о себе. А в более высоких кругах они совершенно заглушены, и под личиной чувства там горит только расчет и тщеславие
любовь, завершившаяся поцелуем руки, приносила мне быть может, больше радостей чем вы когда-нибудь испытаете от своей любви, начав по меньшей мере с этого
Однажды, среди этих печальных размышлений, я в задумчивости кидал камни в стволы деревьев, делая это с пресущей мне ловкостью, тоесть почти никогда не попадая
В том беда праздности, что она сужает круг интересов до удовольствий, которые развращают дух, лишая его способности довольствоваться малым. А развращенная таким образом душа, не способна обрести любовь к жизненной простоте и труду к которому расположена. Но без любви к труду, который питает душу, не давая ей скатиться до порока, самодостаточность и полнота жизни невозможны. Так человек необходимо должен отыскать труд который лежит к его душе, или полюбить то чем он вынужден заниматься, зарабатывая на хлеб близким. Поиск этот, осложнённый морально узаконенными общественными пороками, труден и тернист, но только он ведет к просветлению души а через ее просветление к счастью. Очень важно поэтому правильно относиться к идеалу любви который связывает мужчину и женщину, и помнить об обязательствах которые оба на себя накладывают поклявшись друг другу в любви вечной. Ведь взяв на себя ответственность за человека с которым связан клятвой, не отыскав труда к которому расположен ты обрекаешь себя на труд не любимый а это тяжкий крест. Или же продолжая поиски обрекаешь свою жену и будущих детей на нужду, а в ней без любви глубокой, связывающей души, превращающей два я в мы, сохранить семью сложно.
Марк Аврелий
не привозносись, получая, и не ропщи, когда отдаешь
Я часто дивился тому, что каждый, любя себя больше других, в то же время своему убеждению о себе придает меньшее значение, нежели убеждению других.
не событие это является несчастьем, а способность достойно перенести его - счастьем.
слепец - смежающий очи духовные, нищий - кто нуждается в другом и не имеет в самом себе всего полезного для жизни.
не привозносись, получая, и не ропщи, когда отдаешь
Я часто дивился тому, что каждый, любя себя больше других, в то же время своему убеждению о себе придает меньшее значение, нежели убеждению других.
не событие это является несчастьем, а способность достойно перенести его - счастьем.
слепец - смежающий очи духовные, нищий - кто нуждается в другом и не имеет в самом себе всего полезного для жизни.
Нынешний человек - дитя прогресса, забывая о созданных веками религии и традиции, ставит выше всего ум, считая себя обязанным только ему за свое благосостояние. Но ум это только инструмент души, в ее руках он может как созидать во благо, так и губить. Ум стал орудием нищего душой, направленным на приумножение богатств материальных. Цивилизация бьется над повышением «уровня» жизни, измеряя его исключительно материальными благами, к тому сводятся научные и прочие достижения людей своим трудом увлеченных, которым чаще всего труда этого для счастья вполне достаточно. Остальные достигнув относительной высоты своего «уровня», смотрят на тех кому меньшие блага даются тяжким трудом с презрением, и тенденция эта тем сильнее чем проще достается хлеб первым. Всякий же из тех, кто зарабатывает трудом, стремятся к благам, соответствующим «уровню» выше, тем самым раболепствуя перед имущим. Но не глупо ли это если брать в соображение, что изобилие благ этих не a priori сопровождают людей достойных. Вспомним, купечество и место ему отведенное в общественной иерархии до-индустриального общества.
«И вот, прежние рамки прежнего купца вдруг страшно раздвигаются в наше время. С ним вдруг роднится европейский спекулянт, на Руси еще прежде неведомый, и биржевой игрок. Современному купцу уже не надо залучать к себе на обед "особу" и давать ей балы; он уже роднится и братается с особой на бирже, в акционерном собрании, в устроенном вместе с особой банке; он уже теперь сам лицо, сам особа. Главное, он вдруг увидал себя решительно на одном из самых высших мест в обществе, на том самом, которое во всей Европе давно уже, и официально и искренно, отведено миллиону, и - уж разумеется, не усумнился сам в себе, что он и впрямь достоин этого места. Одним словом, он всё более и более убеждается теперь сам, от самого чистого сердца, что он-то и есть теперь "лучший" человек на земле взамен даже всех бывших прежде него. Но грозящая беда не в том, что он думает такие глупости, а в том, что и другие (и уже очень многие), кажется, начинают точно так же думать.»- пишет Достоевский в октябрьском издании «Гражданина» за 1876 г. Наконец, то что началось больше века назад приобрело такой размах что бегущего за жидом и спекулянтом уже не остановить, не спросить куда бежим и есть ли толк в том, он только отмахнется, сославшись на нехватку времени «размышлять о пустяках».
Пусть каждый с завистью смотрящий на ближнего, участь которого кажется достойнее собственной задастся вопросом действительно ли есть причины столь постыдного чувства. Очень мудро написал по этому поводу, в контексте о власть имущих, Ж.Ж. Руссо: «Если бы люди могли читать в сердцах друг друга, было бы больше желающих спуститься, чем жаждущих возвыситься».
«И вот, прежние рамки прежнего купца вдруг страшно раздвигаются в наше время. С ним вдруг роднится европейский спекулянт, на Руси еще прежде неведомый, и биржевой игрок. Современному купцу уже не надо залучать к себе на обед "особу" и давать ей балы; он уже роднится и братается с особой на бирже, в акционерном собрании, в устроенном вместе с особой банке; он уже теперь сам лицо, сам особа. Главное, он вдруг увидал себя решительно на одном из самых высших мест в обществе, на том самом, которое во всей Европе давно уже, и официально и искренно, отведено миллиону, и - уж разумеется, не усумнился сам в себе, что он и впрямь достоин этого места. Одним словом, он всё более и более убеждается теперь сам, от самого чистого сердца, что он-то и есть теперь "лучший" человек на земле взамен даже всех бывших прежде него. Но грозящая беда не в том, что он думает такие глупости, а в том, что и другие (и уже очень многие), кажется, начинают точно так же думать.»- пишет Достоевский в октябрьском издании «Гражданина» за 1876 г. Наконец, то что началось больше века назад приобрело такой размах что бегущего за жидом и спекулянтом уже не остановить, не спросить куда бежим и есть ли толк в том, он только отмахнется, сославшись на нехватку времени «размышлять о пустяках».
Пусть каждый с завистью смотрящий на ближнего, участь которого кажется достойнее собственной задастся вопросом действительно ли есть причины столь постыдного чувства. Очень мудро написал по этому поводу, в контексте о власть имущих, Ж.Ж. Руссо: «Если бы люди могли читать в сердцах друг друга, было бы больше желающих спуститься, чем жаждущих возвыситься».
Подписаться на:
Комментарии (Atom)




